След Ночного Волка - Страница 45

В-третьих, привезенных из боевых условий больных мог не пропустить на территорию госпиталя какой-нибудь зарвавшийся старший на КПП прапорщик из-за непочищенных, покрытых пылью фронтовых дорог берцев или неуставной по войсковым меркам камуфлированной формы.

В-четвертых, огромные очереди больных никогда ни у одного кабинета полностью не рассасывались, а медлительные, а зачастую и подвыпившие врачи работали только в строго отведенные ими самими для работы часы. Так, с утра кабинеты были открыты с десяти до двенадцати. Затем наступал супердлительный обед до шестнадцати часов. Оканчивался прием больных в восемнадцать.

В-пятых, врачи просто не любили свою рутинную работу, а значит, ненавидели больных солдат, которые своими хворями заставляли ее выполнять. Никто не брал на себя хоть какую-то мало-мальскую ответственность за поставленный диагноз и выписываемые препараты. А еще все комиссионно и поодиночке делали все для того, чтобы попавший в беду боец, боже упаси, не получил бы за свои раны государственную страховку. А еще за все это военным врачам «закрывались» двадцать боевых дней в месяц со всеми вытекающими отсюда благотворными последствиями. Короче говоря, список прегрешений госпитальных медиков можно было бы продолжать и продолжать.

Но, несмотря на все вышесказанное, майор Зольников был человеком хоть и впечатлительным, но очень ответственным, поэтому часто переступал через «не хочу» и вывозил больных сотрудников оперативной группы в этот евросмонтированный на пустыре неподалеку от Грозного городок с красным крестом. Вот и сейчас он сопровождал в госпиталь на тыловой «буханке» бойца, у которого от непосильных хозяйственных работ на строительстве КПП и пересыпке мешков с песком выскочила межпозвоночная грыжа. Рядом сидели еще двое, один с подозрением на перелом руки, второй с длительной высокой температурой.

Доктор ехал, смотрел за окно и вспоминал, насколько раньше, до две тысячи пятого года, было все серьезней на Кавказе и в отношении людей в военной форме, и в отношении больных бойцов в военной форме. Да и вообще думал о своей жизни.

Он родился в декабре шестьдесят шестого в Сыктывкаре. Отец Зольникова, к тому времени уже бывший на милицейской пенсии, уволился в запас старшим лейтенантом. Он служил в Марьиной роще участковым, самом бандитском столичном месте. Отец ушел из жизни для Василия рано, когда парню исполнилось только двадцать лет. Ему было тогда семьдесят три года. Мать работала в больнице медсестрой.

Сразу после школы юноша поступил в Сыктывкарское медицинское училище на отделение санитарно-фельдшерского дела. Поработать по специальности на гражданке не успел, призвали в армию.

Все два года Зольников служил в Калуге-1 в учебном полку связи санинструктором. После армии учился в Архангельском государственном медицинском институте по специальности лечебное дело. Штудировал хирургию, терапию и гинекологию. Интернатуру проходил на базе первой республиканской больницы. Там и проработал до девяносто седьмого года. Затем пошел служить в МВД, в медицинский отдел.

В первую командировку в Чечню выезжал в двухтысячном году. Был с июня по сентябрь в составе ОМОНа города Воркуты. Стояли в Старопромысловском районе Грозного. Временный пункт дислокации располагался в кинотеатре имени Максима Горького.

В шесть часов утра пятого июля на бронированном «КамАЗе» выехали двенадцать человек, в том числе старшим группы Зольников. Василий Михайлович ехал в кабине с водителем и еще одним сержантом. В кузове разместились девять омоновцев.

Он в этот день был по графику ответственным офицером, в обязанности которого входило вывезти людей на блокпост и там произвести замену дежурной смены. Доктор делал это не впервые и поэтому был очень удивлен пустотой улицы. Обычно в эти ранние часы люди идут на рынок со своими мешками, но в этот день на улице не встретилось ни одного человека.

Зольников, оглядываясь вокруг, сказал:

— А народ-то где?

Сидящий рядом сержант пожал плечами:

— Может, спят еще…

Машина успела отойти от ворот буквально метров пятьдесят, как раздался взрыв фугаса.

Взрыв произошел, видимо, раньше, чем планировали боевики, в трех метрах от «КамАЗа». Бронированным был только кузов, кабина не имела брони. Взрывной волной выбило стекло, внутрь полетели щебень и земля. Машина въехала в облако черной гари вперемежку с пылью.

Доктор крикнул:

— Жми на газ!

«КамАЗ» взревел, и в этот момент с двух сторон начался перекрестный обстрел. Те, кто были в кузове, через бойницы открыли ответный огонь. Добравшись до блокпоста, сразу же заняли оборону. Перестрелка шла еще минуты две, до боевиков было метров триста.

Дежурный блокпоста доложил на ПВД о подрыве и обстреле. Тогда командиром отряда в Чечне был нынешний мэр Воркуты Будовский, он дал команду группе немедленного реагирования, та незамедлительно оцепила район обстрела. Задержали двоих подозрительных чеченцев. Но при них оружия не оказалось. Лишь вся одежда была мокрая и грязная. Подозреваемых в нападении сдали в военную комендатуру. Оттуда вскоре приехали саперы, посмотрели, сказали:

— Бронетанковый снаряд подорвали.

— Ни фига себе, — присвистнули бойцы.

Ни один из них в ходе боя не был ранен, ехавшие в кабине «КамАЗа» получили незначительную контузию.

Вообще, в двухтысячном году каждый день обстреливали блокпосты. Однажды в августе случился долгий ночной бой, который длился с одиннадцати часов вечера до четырех утра.